Ее голос был неприятен его слуху, если бы испанка увидела лицо Федерико в это мгновение, то непременно бы отшатнулась.  Губы сжались в тонкую прямую линию, брови угрюмо сдвинулись к переносице, а крылья носа хищно раздулись, таким Альба бывал лишь в пучине сражения, когда один из противников умудрялся убить под ним лошадь или задеть его самого. Мужчина все стоял перед дверью, стараясь удержать себя в рамках. Если бы Бьянка не была родственницей Папы, он давно заточил ее в монастырь, а родителям отдал бы приданое. Альба не привык ощущать такого беспокойства за свое жилище и домочадцев. Мужчина уже отметил, что в замке прибавилось молодых конюхов и пажей. Федерико был уверен, что все это дело рук жены, уж кузине бы и в голову не пришло срамить честь рода.
«Сколько красивых молодчиков. Им давно пора отправляться на войну, а не искушать взоры дам. Как можно называться мужчиной, поигрывая на лютне и почитывая стишки?»
Губы испанца побелели от ярости, он ненавидел всех этих блестящих придворных, которые могли лишь говорить о подвигах, а в сражении командовать ротой солдат, как захочется и первым сбегать с поля боя. Альба отсылал назад весь обоз очередного князька, если бы только мог.
«В вверенной мне области подобное поведение не приемлемо. Дорогая, я разворошу этот рассадник порока, будьте покойны.»
«Железный герцог» нехорошо улыбнулся, предвкушая разочарование молодой женщины, когда ее воздыхатели, облачившись в доспехи покинут стены замка, и направятся на бойню. Все это было сущей мелочью перед тем, что было неминуемо. Герцог собирался узнать как низко пала Бьянка, до кого опустилась. Конюшие, управители мулов, или хотя бы молодые мальчики-пажи. Герцогине Альба следовало отвечать правдиво, на завтра мужчина собирался устроить показательную казнь. А их головы повесить перед окном супруги. Большего испанец сделать не мог. Бьянка – родственница Папы, даже ее пороки не могли смыть прав от рождения.
Федерико взял себя в руки, его лицо было спокойно и прохладно, мужчина зашел в комнату и посмотрел на женщину.
«Сколько притворства».
Ее одежда была проста и темна, точно у Бьянки был траур, герцог воспринял подобное на свой счет. К сожалению, жена никогда не могла угодить ему, казалось, в ее гардеробе совсем нет тех вещей, которые могли бы понравиться ему.
- Дорогая. Рад видеть Вас в добром здравии.
Федерико, улыбнувшись, подошел к женщине и, заключив в объятья, коснулся легким поцелуем ее губ. Тем самым уязвленный ревностью герцог желал увидеть на ее красивом лице хотя бы тень отвращения. Развратница, по его мнению, должна быть либо слишком покорной и ласковой, либо сдержанной и прохладной. Герцог не спешил разжать объятье, пристально всматриваясь в глаза жене.
«Их было несколько, а может для утех были приглашены люди из деревни?»
- Мои мысли были о Вас, дорогая Бьянка.
Каждое слово было подобно гвоздю, который мужчина вбивал в дерево.
- Я скучал. Вижу – Вы тоже.
Испанец улыбнулся, а глаза его  холодно и зло посмотрели на женщину, алкоголь давал ему возможность расслабиться. Если Бьянка – подарок Папы, то это его дело, как с ним обращаться.
- Ваше платье так и взывает к тоске, дорогая, чем же Вы так огорчены? Не пристало молодой женщине надевать на себя подобные наряды. Я уже давно говорил Вам обратиться к Анне Марии. Моя кузина знает толк в моде.
Отстранившись, мужчина взял женщину за руку и повел к креслу.
- Или может в мое отсутствие случилось что-то печальное, донна Бьянка? Расскажите мне. Я не хочу видеть мою жену в столь скверном расположении духа.
Ревнивые интонации стали проступать отчетливее. Герцог говорил любезно, но что-то волчье проскальзывало в его взоре.
«Конечно, грустное. Я вернулся, а молодой Амур вынужден томиться вдали и терпеть рогоносца. Что же Вы рассказывали обо мне, дорогая?»